Последние 100 дней 32070

17
I
Я не раз просыпался с чувством, будто
уже умер. Но мои ощущения в то июньское
утро, когда я почувствовал себя запертым
в собственном трупе, все же стали полной не-
ожиданностью. Мне показалось, что меня вы-
потрошили, а потом грудь набили медленно
застывающим цементом. Я слышал собствен-
ное дыхание, но не мог набрать воздух в лег-
кие. Сердце билось то ли слишком сильно, то
ли слишком слабо. Любое движение, даже ми-
кроскопическое, требовало тщательного об-
думывания и планирования. Мне потребова-
лись нечеловеческие усилия, чтобы пересечь
номер нью-йоркского отеля и вызвать скорую
помощь. Медики прибыли очень быстро, вели
себя вежливо и профессионально. У меня было
18
время удивиться, зачем им нужны такие эк-
зотические ботинки и шлемы и столько обо-
рудования, но теперь, вспоминая всю сцену
целиком, я вижу: это был момент элегантного
и необратимого перехода из мира здоровых за
резкую границу страны недугов. Несколько ча-
сов потребовалось, чтобы привести мое сердце
и легкие в рабочее состояние, а затем сотруд-
ники печального пограничного поста передали
мне приветы из прошлого и сообщили, что моя
следующая остановка должна быть у онколога.
Будущее мое окутала мрачная тень.
Накануне вечером я отмечал с друзьями
в Нью- Хейвене успешный выход своей послед-
ней книги. А в конце того дня, ставшего столь
отвратительным, мне, как предполагалось ра-
нее, предстояло выступать в телепрограмме Th e
Daily Show у Джона Стюарта, а затем в книжном
магазине на 92-й улице, в Верхнем Ист-Сайде,
вместе с Салманом Рушди. Колебания длились
недолго, и вот мои конечные выводы: я не могу
отменить эти встречи, подвести друзей и упу-
стить возможность продать кучу собственных
книжек. Я справился со всем этим так, что никто
ничего не заметил, хотя меня дважды страшно
19
вырвало прямо перед выступлением. Именно
так ведут себя жители края недугов в безнадеж-
ных попытках хоть как-то уцепиться за прежнее
место обитания.
Новая страна оказалась на удивление го-
степриимной. Все ободрительно улыбаются,
расизмом и не пахнет. В воздухе витает дух аб-
солютного равенства, а те, кто занимает высо-
кое положение, явно добились этого своими
заслугами и напряженным трудом. Шутки
здесь так себе, о сексе никто не говорит, а кух-
ня хуже любой, с какой мне только доводилось
сталкиваться. В этой стране есть собственный
язык — lingua franca 38, скучный и сложный, со
множеством труднопроизносимых названий,
таких как «ондансетрон» (лекарство от тош-
ноты). Имеется немало экзотических действий,
к которым еще предстоит привыкнуть. Напри-
мер, официальное лицо, с которым ты встреча-
ешься впервые в жизни, может вдруг изо всех
сил ткнуть тебя пальцем в горло. Именно так
я узнал, что рак уже распространился по моей
лимфатической системе и один из деформиро-
ванных красавцев-узлов, который располагался
над правой ключицей, уже настолько велик, что
20
его можно увидеть и прощупать. Не очень-то
приятно, когда твой рак вот так запросто про-
щупывается. Особенно если на данном этапе
никто не знает, каков его первоисточник. Кар-
цинома ловко движется изнутри к поверхности.
А вот диагностика и лечение идут в обратном
направлении, причем зачастую слишком мед-
ленно и неловко. В мои ключицы впилась целая
куча игл. Девиз местного Туморвилля 39 гласит:
«Суть — это ткань»40. Мне сказали, что ре-
зультат биопсии будет готов через неделю.
Выявление раковых клеток, полученных
при первом анализе, заняло времени боль-
ше, чем открытие неприятной, но неизбеж-
ной истины. Когда я читал медицинские до-
кументы, то в глаза мне сразу бросилось
слово «метастазирующий». Некто чужой
поселился в моих легких и в моем лимфатиче-
ском узле. Базой его, как выяснилось спустя
какое-то время, оказался мой пищевод. Мой
отец тоже умер от рака пищевода — причем
очень быстро. Ему было семьдесят девять.
Мне — шестьдесят один. Если жизнь — это
гонки, то очень скоро мне предстоит финиши-
ровать.
21
* * *
Пресловутую теорию Элизабет Кюблер-Росс 41,
согласно которой человек переходит от отри-
цания к гневу, от торговли к депрессии и за-
тем к сомнительной благодати «принятия»42,
предстояло проверить на моем примере. Ка-
кое-то время я действительно находился на
стадии «отрицания»: я ведь жег свечу своей
жизни с обеих сторон и находил, что она дает
очень приятный свет. Но по той же причине
я не мог представить, что это известие поверг-
нет меня в шок и заставит рыдать из-за того,
что жизнь так несправедлива. Я давно уже
чувствовал, что Мрачная Жница машет косой
в мою сторону, и теперь столкнулся с чем-то
настолько предсказуемым и банальным, что
это казалось скучным даже мне самому. И по
той же причине бессмысленным был гнев.
Я был глубоко подавлен ощущением пустой
траты времени. У меня имелось столько пла-
нов на ближайшие десять лет. Я чувствовал,
что достаточно потрудился, чтобы заслужить
их реализацию. Неужели я не доживу до того
дня, когда мои дети вступят в брак? Неуже-
ли не увижу, как будет отстроен Всемирный
22
торговый центр 43? Неужели не прочту — и не
напишу! — некрологов на престарелых злоде-
ев Генри Киссинджера и Йозефа Ратцингера 44?
Но я понимал: подобные мысли — сентимен-
тальность и жалость к себе, именно так и никак
иначе. Да, моя книга стала бестселлером, я по-
лучил прекрасные рецензии. Свой последний
полет в качестве здорового человека я совер-
шил в Чикаго, где проходила книжная выстав-
ка и где меня ждало множество читателей. Во
время этого рейса я перешагнул порог в мил-
лион миль полетов с компанией United Airlines,
и впереди меня ждали немыслимые преиму-
щества и льготы. Но ирония — это мой бизнес,
а я не видел в происходящем ничего смешного.
Вряд ли мне было бы приятнее узнать о сво-
ем раке в тот день, когда мои мемуары отпра-
вились бы прямиком в макулатуру или когда
меня вышвырнули бы из салона первого класса
и оставили прямо на летном поле. На дурацкий
вопрос: «Почему я?» — космос, не задумыва-
ясь, отвечает: «А почему нет?»
Перейдем к стадии торговли. Может быть,
здесь есть какая-то лазейка. В онкологии тор-
говля идет за возможность нормально прожить
23
еще хоть несколько лет, и ради этого вы со-
глашаетесь на химиотерапию, а потом, если
повезет, на лучевую терапию или даже на опе-
рацию. Вот на что идут ставки. Вы получаете
кое-что, но взамен от вас многое требуется. Вы
поступаетесь чувством вкуса, способностью
к концентрации, пищеварением, волосами…
И сделка кажется вполне разумной. К сожале-
нию, в процессе приходится опровергать одно
из самых привлекательных клише нашего язы-
ка. Вы слышите его сплошь и рядом. Люди не
болеют раком. Они сражаются с раком. Никто
из доброжелателей не может упустить соблаз-
нительный образ: вы можете победить! Даже
в некрологах тех, кто умер от рака, постоянно
говорят о том, что они умерли после долгой
и бесстрашной борьбы со смертью. Никто не
говорит того же о тех, кто долгое время страда-
ет болезнями сердца или почек.
Лично мне нравится образ борца. Иногда
мне хочется страдать за правое дело, рисковать
жизнью ради блага других людей вместо того,
чтобы являться обычным смертельно больным
пациентом. Но хочу, чтобы вы узнали: когда ты
сидишь в комнате рядом с целой кучей других
24
финалистов и добрые люди приносят большой
прозрачный пакет с ядом и подключают его
к твоей руке, а ты читаешь (или не читаешь)
какую-нибудь книгу, пока отрава медленно
поступает в твой организм, то образ стойко-
го солдата или революционера в воображении
как-то не возникает. Ты тонешь в собственной
пассивности и бессилии, растворяешься в бес-
помощности, будто кусочек сахара в горячем
чае.
* * *
Упомянутый яд — это нечто. Из-за него я по-
терял около четырнадцати фунтов, и при этом
мне не стало легче. Из-за него мои ноги покры-
лись ужасной сыпью, для которой ни у одно-
го врача не нашлось названия, не говоря уже
о лекарстве. (Дайте какого-нибудь другого яда,
который без борьбы избавил бы меня от этих
мерзких красных точек.) Я готов был быть же-
стоким и безжалостным к врагу и его распро-
страняющимся колониям, убивающим мое
тело. Но почему-то вопросы смерти и сохране-
ния жизни оставляли меня на удивление без-
различным. Я с легкостью смирился с потерей
25
волос. Волосы начали выпадать в первые же две
недели лечения. Я заметил это в душе и стал
собирать их в пластиковый пакет. Из моих во-
лос можно было бы построить целую плавучую
дамбу в Мексиканском заливе. Но я не был го-
тов к тому, что лезвие бритвы неожиданно про-
скользнет по моей щеке, не встретив на своем
пути ни единой щетинки. И к тому, что моя
абсолютно гладкая верхняя губа начнет выгля-
деть так, словно я сделал эпиляцию, как чья-
нибудь тетушка — старая дева, я готов не был.
(Большую часть волос на груди, которые, пока
не выпали, напоминали два континента, при-
шлось сбрить из-за различных больничных ма-
нипуляций, и теперь они являли собой доволь-
но печальное зрелище.) Я перестал быть самим
собой. Если бы одной из моих медсестер была
Пенелопа Крус 45, то я этого даже не заметил бы.
В войне против Танатоса, если уж мы называем
этот процесс войной, первой ощутимой жерт-
вой является мгновенная утрата Эроса 46.
Такой была моя первая реакция на ковар-
ный удар. Я твердо решил сопротивляться изо
всех сил, пусть даже пассивно. Я хотел полу-
чить самые квалифицированные консультации.
Мое сердце работало, кровяное давление нор-
мализовалось, другие анализы тоже были хо-
рошими. Мне стало ясно: если бы не мое бога-
тырское здоровье, давно пришлось бы перейти
к более здоровому образу жизни. Против меня
выступил слепой, лишенный эмоций враг, ко-
торого радостно приветствовали те, кто давно
уже желал мне болезней и смерти. Но на сто-
роне моей жизни сражались блестящие, бес-
корыстные врачи — и плюс к тому удивившее
меня количество групп поддержки. Об этом
я надеюсь написать в следующий раз, если, ко-
нечно, — как всегда говорил мой отец — уце-
лею.